A snake in the grass
Неочікувано знайшла свій старий недописаний фік по ГП. Читала до четвертої опівночі
Вирішила викласти як є. Небечено ще й з Мері-Сью, але йой, най буде. Ще попередження: писалося у 2008 році, як частина циклу "Уизли - страшные люди"
Сплетая цепи
Глава1
Меня зовут Джинни Уизли, я единственная дочь и седьмой ребенок в семье Артура и Молли Уизли. Именно эти слова «единственная дочь и седьмой ребенок» стали определяющими в моей судьбе, которая привела меня в тюремную камеру, где я, ожидая смертного приговора, вспоминаю всю свою жизнь. Вспоминать мне не сложно, сказывается многолетняя привычка вести дневники, как следствие моего одиночества. Вы спросите, какое же одиночество в многодетной семье? Именно в крупных перенаселенных городах возможно сполна познать истинное одиночество, что нереально в маленьком селении. Я всегда была одинока, у меня никогда не было подруги, которой можно доверять пусть детские, но такие важные секреты. Рядом с нами не было колдовских семей, а с маглами мама не разрешала мне общаться, чтобы неконтролируемыми проявлениями колдовства, я случайно не нарушила статут о секретности. Смешно сказать, моих родителей считали предателями рода за то, что они защищали маглов, а их дети видели этих самых маглов только издалека. Первые годы моей жизни прошли спокойно, я дралась с Роном, который пытался мной командовать, хоть и был старше всего на год, передразнивала серьезность Перси, считающего себя ответственным абсолютно за все, обороняла собственную безопасность от дурацких штучек близнецов. Билла и Чарли я знала очень мало, когда меня заинтересовали старшие братья, они уже жили отдельно от нас, хотя я помню, как долгими зимними вечерами Чарли рассказывал о драконах, а Билл об искателях сокровищ. Но больше всего я любила читать волшебные сказки и летать на метле.
читать дальшеМы честолюбивые, по нам не скажешь, но каждый добивается своей цели. Наше честолюбие проявляется нетипично. Все мы не являемся тем, чем кажемся. Папа нашел работу, которая была его хобби, и имел славу чудака бессребреника-маглолюбца. Маму другие ведьмы всегда жалели, ну как же, 7 детей, всех накорми-напои-обстирай и прочее, но маме нравилось нами командовать, отец побаивался своей энергичной супруги, и иногда мне казалось, что его увлеченность работой скрывает желание реже бывать дома. А домашняя работа.… Ха-ха три раза, никакие отработки у Снейпа не могли напугать меня, сколько посуды перемыла я и естественно без применения магии (мама не разрешала нам колдовать дома до окончания школы). Братья тоже работали и на кухне, и в саду, мама гоняла нас как солдат-первогодок в магловской армии. Чарли нравилось подчинять магию более древнюю, чем наше колдовство. Как-то он признался мне, что, только усмирив ярость дракона, утонув в безумных зрачках, которые постепенно наполняются покорностью, он ощущает себя всемогущим, наполненным жизнью до краев. Билл тоже подчинял себе чужую древнюю магию, он уехал в Египет сразу же после окончания Хогвартса и совсем не стремился домой, чтоб бороться за независимость с мамой, нет, ему было интересно бороться силами с давно умершими египетскими жрецами. И пока ему везло. Перси сделал ставку на власть. Вернее на официальное проявление власти. Он преклонялся перед директором и деканами Хогвартса, а значок старосты был святой иконой. Я точно знаю, что иногда Перси прикалывал его даже на пижаму, и если когда-нибудь ему дадут орден Мерлина какой-то-там-степени, тот ждет такая же судьба. Близнецы отдельная история. Они кажутся целиком и полностью поглощенными друг другом и проказами, но я видела, что внешнее разгильдяйство скрывает за собой нежелание тратить время и силы на ненужные для них вещи, и все их поступки приближают их к намеченной цели, даже самые безумные шалости имеют смысл. А может, их честолюбие выбрало целью стать самыми знаменитыми проказниками магического мира? Не знаю, мне всегда было сложно докапываться до логики их поведения, уж очень крутыми зигзагами гуляли их мысли и поступки, не угнаться. Ближе всех и понятнее мне всегда был Рон. Разница всего в год, он младший сын, я младший ребенок. И я видела, как мечется наше фамильное честолюбие не в силах выбрать свою цель, ведь все уже было до него, и старосты школы, и капитан квиддичной команды, и хулиганы, и чудаки. Он всегда хотел быть первым, но не мог пока найти нехоженую тропу. Мне было одновременно и проще, и сложнее. Я была желанным ребенком, иногда мне кажется, что если бы девочка родилась раньше, то в нашей семье было меньше детей. Как единственная девочка я чаще получала новую одежду, меня баловали, любили, но никогда не принимали всерьез. А я всегда чувствовала себя темной, очень темной в светлой семье. Странные желания причинять боль, разрушать и унижать пугали меня. Я стыдилась этих желаний и прятала их так глубоко, как могла. Я рано научилась быть скрытной, а родные считали меня тихой и застенчивой. Только иногда, когда меня точно никто не мог видеть, я выпускала на волю маленький клочок своей тьмы. Садовые гномы бросались наутек при виде меня, а вампир на чердаке забивался в самую маленькую щель и потом неделями не стучал по трубам. Страх и стыд были основными чувствами первые 10 лет моей жизни. И моя внутренняя тьма определила мою странную судьбу, все звенья цепи, которые со временем сплелись воедино и сковали меня с некоторыми людьми.
Первое звено цепи сплелось, когда Рон поехал в Хогвартс. К нам на вокзале подошел с вопросом мальчик. Мы узнали Гарри Поттера, в тот миг я заглянула в глаза Рону, и уже знала, что он будет делать дальше. И позавидовала ему, потому что мне хотелось дружить со знаменитым Гарри Поттером. И я лучше, чем Рон распорядилась бы таким подарком судьбы. Они уехали, а мы остались вдвоем с мамой, папа все время пропадал на работе, а маме не приходилось больше заботиться об огромной семье и она занялась моей учебой. Думаю, что в тот учебный год Рон узнал в школе намного меньше, чем я дома. Мама рассказывала мне бесконечные истории о темных и светлых магах, о наших родственниках, о чарах и зельях. И о том, как сложно девочке из бедной семьи устроить свою судьбу. А я много читала и не только учебники, я читала волшебные сказки о светлом юном маге Гарри Поттере, который победил темного Сами-знаете-кого. И в моем воображении Гарри представал рыцарем в сверкающих доспехах, а я была зачарованной принцессой, заключенной в замке Тьмы, и он спасал меня от моей Тьмы. Я сочиняла бесконечные истории и каждая была о Гарри и обо мне, о свете и тьме. И он спасал меня, всегда спасал, и я становилась такой же светлой как он.
Рон писал часто и все его письма были заполнены только Гарри, меня съедала зависть, но, в день одиннадцатилетия получив письмо из Хогвартса, я поняла, что мы будем 6 лет в одной школе. И нет ничего невозможного для девочки из такой странно честолюбивой семьи. Что ж прекрасная принцесса, сама завоюет своего рыцаря в блестящих доспехах.
Начались летние каникулы. В доме воцарились привычные шум и гам. Близнецы что-то химичили в своей комнате, откуда периодически раздавались взрывы, Перси штудировал что-то серьезно-полезное. А Рон все время трещал о Гарри, он не затыкался ни на минуту, честно сказать, я поощряла его бесконечные россказни, это было несложно. И уже через неделю я знала почти все о приключениях Гарри, Рона и Гермионы на первом курсе обучения. Имя Гермионы сразу вызвало мои подозрения. Что за девчонка оттирается рядом с моим рыцарем? Рон мой брат и он поможет мне стать ближе к знаменитому мальчику, но посторонняя девчонка нам не нужна. И то, что Рон рассказывал о ней, оптимизма не внушало. Я решила присмотреться к ней повнимательней, а пока не брать дурного в голову. К середине лета я заметила, что братья что-то затеяли. Они обеспокоено перешептывались, яростно спорили и моментально замолкали при моем приближении. Все выяснилось однажды утром, когда я услышала мамины крики и выскочила на кухню в одной ночнушке. На нашей кухне завтракал Гарри Поттер, а я совершенно не была готова к этой встрече. Остаток лета превратился в сплошную муку. Вся моя решимость завоевать его симпатию куда-то улетучилась, вместе с заранее приготовленными разговорами и планами. Я краснела и терялась в его присутствии, все падало из моих рук, когда он входил. Семья подсмеивалась над моей застенчивостью, а Гарри смущался не меньше меня и старался меня не замечать. А я чувствовала себя никчемной и очень маленькой.
Следующим звеном стала встреча с Люциусом и Драко Малфоями в книжном магазине. Я не очень хорошо помню ту поездку на Диагон аллею, Гарри потерялся в каминной сети, что внесло сумятицу в наш поход. Папа с братьями искали Гарри, а мама потащила меня в магазин поношенной одежды, она сильно сжимала мою руку, видимо боялась, что я тоже потеряюсь. После долгих примерок мы наконец-то выбрали не сильно потрепанные школьные мантии, из магазина я вылетела красная от смущения. Как отвратительно быть бедной! Когда-нибудь у меня будет шикарная бархатная зеленая мантия, и черная с серебряным пряжками, и бордовая с золотыми нитями, и… О, Мерлин, когда-нибудь у меня будет все что я захочу!
Общий сбор был назначен в книжном магазине, и я порадовалась, что наша семейка рыжая, иначе было бы трудно найти друг друга в этой невообразимой толчее. Весь магазин заполнила толпа желающих получить автограф Гилдероя Локхарта, мама взволнованно прихорашивалась, а мне он не понравился. Ну, он старый, ему наверно лет 30, и волосы уложены слишком аккуратно, и улыбка слишком широкая, какая-то ненастоящая. А может, Локхарт мне не понравился, потому что маме придется покупать много его книг на всех детей, лучше бы эти деньги потратили на новую мантию для меня. Краска снова залила мои щеки при воспоминании об одежде с чужого плеча. И новых книг, кроме Локхартовых, мне тоже не видать, весь стандартный набор для первокурсника достанется мне от старших братьев, а недостающие книги купят тоже старые. Неделю назад я слышала, как мама орала на Рона, что он порвал «Руководство по преобразованию для начинающих», а книгу по зельеделию, вообще, потерял. Рон что-то бормотал про Пивза школьного полтергейста, но я точно знала, что "Магические вытяжки и настойки" Мышьякия Плута Рон торжественно спалил у нас в саду, потому что почти каждая страница была украшена надписями «Снейп – козел», «Гриффиндор рулит», «Помой голову сальноволосый мерзавец».
Я стояла в углу магазина подальше от толпы, от суетящегося фотографа, от счастливо лыбящегося Локхарта и чувствовала себя такой несчастной, такой чужой и одинокой. Как же мне хотелось выпустить из себя Тьму, чтоб веселый возбужденный гам сменился воплями ужаса, чтобы хаос моей души выплеснулся на этих людей. Вдруг ко мне подошел Гарри со стопкой книг в ярких глянцевых обложках. Он свалил их в мой котел.
- Получай, я куплю себе другие.
Я молча смотрела на него и не могла выдавить ни слова, чтоб выразить благодарность. Какой он добрый, а я не стою такого подарка, я злая, плохая. Минуту назад я желала боли этим людям, а теперь мне стыдно, я не стою заботы от этого мальчика, самого знаменитого мальчика магического мира.
- Держу пари, тебе это понравилось, не так ли, Поттер? – прозвучало у нас за спиной. Мы оглянулись. За нами стоял мальчик, он был бы красивым, если бы его лицо не портила кривая ухмылка. Манерно растягивая слова, он продолжил, - знаменитый Гарри Поттер, не может зайти в магазин без того, чтобы не попасть на первые страницы.
- Отстань от него, он не хотел этого, - вся моя злость выплеснулась в этом крике. Впервые я заговорила в присутствии Гарри, и не просто заговорила, а и выступила вперед, закрыв его спиной от наглого пацана.
Что толкнуло меня на этот шаг? Наверно, доброта Гарри и мой стыд минуту назад. Конечно, заступничество девчонки, да еще и младшей, должно обидеть любого мальчика, но смелый поступок вечно застенчивой малышки должен был произвести на него впечатление, не так ли? Это я сейчас точно вижу мотивы своих тогдашних поступков, но тогда я ничего не просчитывала, а только действовала, в любой момент чувствуя, что поступаю правильно, хоть и, не зная почему.
- Э, да ты завел себе подружку, Поттер! – протянул противный мальчишка.
Я покраснела. Да как он смел вытащить на всеобщее обозрение мою тайну! Мало мне подначек близнецов и Рона, так еще и этот бледный гаденыш будет совать нос не в свое дело. Я с ненавистью взглянула в это бледное холеное лицо, обратила внимание на холодные серые глаза в окружении по-девчоночьи длинных ресниц, аристократически тонкие пальцы небрежным жестом смахнули белокурую прядь с лица. Как красив! Но какой-то девичьей хрупкой красотой. Вот больная точка, надо бить на недостаток мужественности. Я уже была готова съязвить что-то вроде «Может, я заняла твое место, красавица?», но тут прибежали Рон, Гермиона, папа и началась общая свара, все говорили одновременно, и я промолчала.
- Так-так-так, Артур Уизли, - прозвучало негромко среди общей сумятицы.
- Люциус Малфой. – неприветливо отозвался папа.
Перед нами стояла взрослая копия противного мальчишки, но ничего женственного не было в тонких чертах лица, в высокой стройной фигуре. Его не портила даже кривая, как у сына, ухмылка и та же манера лениво растягивать слова. Люциус Малфой был похож на снежного барса приготовившегося к прыжку, красивого, грациозного и очень хищного. Люциус Малфой, мама что-то рассказывала о Малфоях, они наши дальние родственники, впрочем все чистокровные семьи между собой в родстве. Вот даже мама и папа по одной линии троюродные брат и сестра, а по другой четвероюродные. Но если это Люциус, значит мальчишка - его единственный сын Драко, который учится вместе с Роном и Гарри. Рон писал, что у них не проходило ни дня без стычки. Я с любопытством уставилась на младшего Малфоя. Интересно, а когда он вырастет, станет таким же мужественным, как отец? Тем временем ссора наших отцов разгоралась. Я услышала гневный возглас отца:
- У нас слишком разные понятия, что позорит звание волшебника, Малфой.
И ядовитый ответ:
- Очевидно, ну и компания у тебя, а я-то полагал, что твоя семейка уже не может опуститься ниже.
После этих слов папа бросился с кулаками на мистера Малфоя и грянул тот хаос, которого несколько минут назад так жаждала моя душа. С полок летели книги, ведьмы визжали, близнецы громко подбадривали отца, ослепительно мерцала вспышка фотоаппарата, мама умоляла отца прекратить драку, продавцы пытались собрать разлетающиеся в разные стороны книги. Как хорошо! Мне вдруг стало весело и отчаянно захотелось увеличить хаос и разрушения. Я отшатнулась от дерущихся мужчин, сделала вид, что споткнулась о книгу и с размаха налетела на ближайший стеллаж. Дерущихся и зрителей щедро осыпали тяжеленные тома. Блин, как красиво, будто осенние листья. Я успела отскочить в сторону, наступив на ногу Драко Малфою. Но тут вмешался какой-то здоровила и растащил наших папаш. А ведь самое веселье только началось. Правда, папу жалко, у него разбита губа, ничего, мама умеет лечить такое одним взмахом волшебной палочки, семеро детей вырастить, это вам не шуточки. Ого, мистеру Малфою тяжеленная энциклопедия поганок глаз подбила.
Вдруг моей руки коснулась мягкая прядь платиновых волос, а в самую душу заглянули насмешливые серые глаза, и в них я прочитала знание. Он знал, кто я и почему так поступаю. Он разглядел Тьму в моей душе. И не осуждал. И я приняла себя целиком и полностью вместе с моей Тьмой. С той поры я больше никогда себя не стыдилась. Поэтому, когда он бросил в мой котел книгу по преобразованиям (и когда только успел вытащить?), я не воспротивилась. Как можно противиться судьбе? Так они и переплелись: Гарри, Люциус, Драко и Том. Да-да. Тот-Кого-Весь-Волшебный-Мир-Боялся-Назвать-По-Имени был для меня просто Томом. Моим другом и собеседником, моим учителем и поверенным тайн на долгие месяцы.
Мама была очень недовольна поведением отца, выйдя из магазина, она мгновенно набросилась на него с упреками:
- Прекрасный пример ты подаешь детям. Дерешься на людях. Что о нас подумает Гилдерой Локхарт…
- Ему понравилось, - вмешался Фред. – Когда мы уходили, он как раз спрашивал у того типа из «Ежедневного пророка» можно ли вставить потасовку в репортаж, это будет великолепной дополнительной рекламой.
Мама только раздраженно фыркнула и потащила всех к камину «Дырявого котла».
Конец августа прошел невнятно, ничего особенного, после столь яркого выхода на Диагон Алею. Кстати, Локхарт оказался прав, «Ежедневный пророк» таки напечатал фотографию с дракой на первой странице. Я стащила газету и спрятала в своей комнате. Было забавно наблюдать как снова и снова мистер Малфой и папа хватают друг друга за мантии, близнецы подпрыгивают, азартно подбадривая отца, Гилдерой Локхарт старательно оттесняя зрителей, принимает картинные позы, и я, затаившись меж стеллажей, заворожено смотрю на потасовку, волосы растрепались, глаза восторженно блестят. И кто бы сказал, что это застенчивая скромница Джинни. Блин, как я ненавижу волшебные фотографии, они выдают наши потаенные желания, наши искренние чувства. Гарри говорил, что магловские снимки не движутся. Там можно замереть на секунду, в конце концов, не сложно держать маску на лице пару секунд. Хорошо, что я первая увидела почтовую сову с газетой, пришлось пожертвовать собственный кнат. Но оно того стоило. Надеюсь, что больше никто не увидит этот снимок.
Мне очень хотелось в Хогвартс, я с нетерпением ожидала начала занятий. Братья мне рассказывали, что с первого же дня начинаются серьезные занятия с множеством домашних заданий, поблажек никто из учителей не дает, а еще много времени уходит на изучение замка, его движущихся лестниц, множества переходов, башен и подземелий. Я решила почитать начало всех учебников для первого курса, кроме Локхартовских конечно, блин, семь учебников, написаны правда легко, как сказочки, но неизвестно с какого начинать. Я достала из котла учебник по преобразованиям. Книга была старой и изрядно потрепанной. Конечно, мы ведь купили ее в букинистическом отделе. Я вздохнула и пролистнула страницы в поисках интересных надписей. Вспомнилось знаменитое «Снейп – козел» в Роновском учебнике по зельеделию. Может и в этой книге раздраженный ученик нацарапал на полях «Макгонаголл – кошка драная». Но вместо надписей я увидела тонкую тетрадку, вложенную между страниц. Надпись на обложке гласила «Дневник». Ух, ты! Предыдущий владелец учебника забыл свой дневник. Интересно, что там может быть написано про жизнь в Хогвартсе. Меня не покидало ощущение, что братья врут о порядках и обычаях жизни в школе. Например, процедура сортировки, Рон утверждал, что это серьезное испытание перед лицом всей школы и очень больно. Я спрашивала у мамы, но она только отмахнулась «в школе узнаешь».
Я еще раз взглянула на дневник. Почему-то вспомнились слова папы о том, что лучше не трогать вещи, происхождение которых не знаешь. Конечно, на работе он постоянно сталкивается с зачарованными вещами: кусачие чашки, исчезающие ключи, плюющиеся кипятком чайники. Да и общение с близнецами не способствует выработке доверчивости. Но дневник. Какой вред может принести обычная тетрадка? Решившись, я пролистнула дневник, и ничего не случилось. Вообще ничего. Страницы были абсолютно чистыми. Единственной надписью был заголовок на обложке. Я внимательно присмотрелась к буквам. Красивый ровный почерк, все буковки одного размера, немного угловатые с готическими росчерками. Мне бы такой почерк. Я вздохнула. Пишу как гипогриф лапой. А Перси говорил, что Снейп возвращает непроверенными с неудовлетворительной оценкой эссе по зельям, написанные неразборчивым почерком. И можешь там хоть новое зелье открыть, хоть старое модифицировать, глаза трудить наш зельевар не станет. Может пока есть свободное время поупражняться в выработке аккуратного почерка. Все равно сижу в своей комнате, и выходить на глаза Гарри мне не хочется, на обед пойду, но не раньше.
Решившись, я взяла новое перо, красивое черное в мелкие белые пятнышки перо цесарки. Еле уговорила маму его купить. Я еду в школу в поношенных мантиях, со старыми учебниками, у меня нет своего животного, могу я получить хотя бы новое перо? Всего лишь перо. Как унизительна бедность. Я вздохнула, открыла дневник, макнула перо в зеленые чернила и аккуратно округлым почерком вывела в первой строчке: «Меня зовут Джинни Уизли, я единственная дочь и седьмой ребенок в семье Артура и Молли Уизли». Не успела я полюбоваться ровными буковками, как слова ярко вспыхнули и исчезли, словно бумага впитала в себя чернила. И через мгновение зеленые чернила проявились снова, но уже совсем другие слова и совсем другим почерком было написано: «Привет, Джинни. Меня зовут Том Риддл, Это мой дневник. Как он попал к тебе?» Я испугалась. Дневник таки был зачарован. Опять вспомнились предупреждения отца. Слова пропали и появились другие «Джинни, пожалуйста, ответь мне». И я ответила. Том оказался очень сочувствующим и добрым парнем. Сейчас я уже не могу в подробностях восстановить нашу переписку. Слова со страницы исчезали сразу же, как я успевала их прочесть, и у меня не было возможно перечитать их потом, чтоб поразмыслить на досуге. Да и столько лет прошло. Помню, что жаловалась ему на поддразнивания братьев, на нищету. В ответ Том рассказал, что вырос в сиротском приюте, не помнит своих родителей, не знал любви и ласки, другие дети дразнили его, иногда били. У него никогда не было ничего своего и нового, а еще его морили голодом за наименьшую провинность. Мне стало жаль этого парня, Мерлин всемогущий, у меня, по крайней мере, есть любящие родители, своя комната, и через несколько дней я поеду в Хогвартс, лучшую школу на свете. Оказалось, что Том тоже учился в Хогвартсе. Ему было 16 лет, когда он зачаровал свой дневник, он был старостой как Перси, но совсем не был помпезным занудой. Чуть позже я призналась Тому в любви к Гарри Поттеру, написала о том, что боюсь, что никогда ему не понравлюсь, потому что я бедная, рыжая и у меня веснушки по всему лицу. А Том меня утешал, что самые знаменитые ведьмы никогда не были красавицами. Он писал, что холодная совершенная красота не имеет души, и только наша внутренняя сущность имеет значение. За две недели Том стал мне ближе, чем братья и родители. Он никогда не дразнил меня, никаких нотаций и поучений. Только понимание, сочувствие и дельные советы. Я доверилась Тому, но никак не могла заглушить тонкий голосочек благоразумия, который напоминал мне, что нельзя общаться с зачарованной непонятно кем и непонятно зачем вещью. И когда наступил день отъезда в Хогвартс, я оставила дневник в своей комнате. Потом вернулась за ним. И опять оставила, и опять вернулась. Наконец, маме надоели мои бесцельные шатания по лестнице, и она велела мне идти в машину. Она была такой сердитой, что я не решилась ослушаться. Оставила дневник на книжной полке и пошла к машине, где на заднем сидении уже устроились мальчишки. Я села на переднее сидение вместе с мамой, папа был за рулем. Мы поехали, я вцепилась руками в сидение, чтоб не заорать, каждый ярд, разделяющий меня с дневником Тома, причинял почти физическую боль. Мы возвращались два раза за забытыми вещами, я держалась изо всех сил, но когда мы подъезжали к магистрали, я сдалась и мы вернулись за моим дневником. Вихрем ворвалась в свою комнату, схватила дневник и поняла, что больше никогда его не оставлю. Мама была готова придушить меня, мы опаздывали, и всю дорогу я слушала нотации о несобранности и безответственности. На вокзал мы прибежали в последний момент. Перси с близнецами пошли первыми. Папа закинул мой чемодан в отходящий поезд и помог мне вскочить на ступеньку. Последнее, что я увидела на перроне – растерянно озирающихся в поисках Рона и Гарри родителей. Мне было страшно, я осталась одна, близнецы убежали к друзьям, иногда я слышала взрывы фейерверков и хохота, пару раз заглянул встревоженый Перси, Гарри и Рона в поезде не было. Наконец, Перси решился и отправил со своей совой Гермесом записку декану Гриффиндора Минерве Макгонаголл. Я сидела в одиночестве, бездумно смотрела в окно, на пробегающий мимо пейзаж, и в душе были только страх, холод и пустота. Что случилось с мальчиками? Как они попадут в школу?
Продовження у коментарях

Вирішила викласти як є. Небечено ще й з Мері-Сью, але йой, най буде. Ще попередження: писалося у 2008 році, як частина циклу "Уизли - страшные люди"
Сплетая цепи
Глава1
Меня зовут Джинни Уизли, я единственная дочь и седьмой ребенок в семье Артура и Молли Уизли. Именно эти слова «единственная дочь и седьмой ребенок» стали определяющими в моей судьбе, которая привела меня в тюремную камеру, где я, ожидая смертного приговора, вспоминаю всю свою жизнь. Вспоминать мне не сложно, сказывается многолетняя привычка вести дневники, как следствие моего одиночества. Вы спросите, какое же одиночество в многодетной семье? Именно в крупных перенаселенных городах возможно сполна познать истинное одиночество, что нереально в маленьком селении. Я всегда была одинока, у меня никогда не было подруги, которой можно доверять пусть детские, но такие важные секреты. Рядом с нами не было колдовских семей, а с маглами мама не разрешала мне общаться, чтобы неконтролируемыми проявлениями колдовства, я случайно не нарушила статут о секретности. Смешно сказать, моих родителей считали предателями рода за то, что они защищали маглов, а их дети видели этих самых маглов только издалека. Первые годы моей жизни прошли спокойно, я дралась с Роном, который пытался мной командовать, хоть и был старше всего на год, передразнивала серьезность Перси, считающего себя ответственным абсолютно за все, обороняла собственную безопасность от дурацких штучек близнецов. Билла и Чарли я знала очень мало, когда меня заинтересовали старшие братья, они уже жили отдельно от нас, хотя я помню, как долгими зимними вечерами Чарли рассказывал о драконах, а Билл об искателях сокровищ. Но больше всего я любила читать волшебные сказки и летать на метле.
читать дальшеМы честолюбивые, по нам не скажешь, но каждый добивается своей цели. Наше честолюбие проявляется нетипично. Все мы не являемся тем, чем кажемся. Папа нашел работу, которая была его хобби, и имел славу чудака бессребреника-маглолюбца. Маму другие ведьмы всегда жалели, ну как же, 7 детей, всех накорми-напои-обстирай и прочее, но маме нравилось нами командовать, отец побаивался своей энергичной супруги, и иногда мне казалось, что его увлеченность работой скрывает желание реже бывать дома. А домашняя работа.… Ха-ха три раза, никакие отработки у Снейпа не могли напугать меня, сколько посуды перемыла я и естественно без применения магии (мама не разрешала нам колдовать дома до окончания школы). Братья тоже работали и на кухне, и в саду, мама гоняла нас как солдат-первогодок в магловской армии. Чарли нравилось подчинять магию более древнюю, чем наше колдовство. Как-то он признался мне, что, только усмирив ярость дракона, утонув в безумных зрачках, которые постепенно наполняются покорностью, он ощущает себя всемогущим, наполненным жизнью до краев. Билл тоже подчинял себе чужую древнюю магию, он уехал в Египет сразу же после окончания Хогвартса и совсем не стремился домой, чтоб бороться за независимость с мамой, нет, ему было интересно бороться силами с давно умершими египетскими жрецами. И пока ему везло. Перси сделал ставку на власть. Вернее на официальное проявление власти. Он преклонялся перед директором и деканами Хогвартса, а значок старосты был святой иконой. Я точно знаю, что иногда Перси прикалывал его даже на пижаму, и если когда-нибудь ему дадут орден Мерлина какой-то-там-степени, тот ждет такая же судьба. Близнецы отдельная история. Они кажутся целиком и полностью поглощенными друг другом и проказами, но я видела, что внешнее разгильдяйство скрывает за собой нежелание тратить время и силы на ненужные для них вещи, и все их поступки приближают их к намеченной цели, даже самые безумные шалости имеют смысл. А может, их честолюбие выбрало целью стать самыми знаменитыми проказниками магического мира? Не знаю, мне всегда было сложно докапываться до логики их поведения, уж очень крутыми зигзагами гуляли их мысли и поступки, не угнаться. Ближе всех и понятнее мне всегда был Рон. Разница всего в год, он младший сын, я младший ребенок. И я видела, как мечется наше фамильное честолюбие не в силах выбрать свою цель, ведь все уже было до него, и старосты школы, и капитан квиддичной команды, и хулиганы, и чудаки. Он всегда хотел быть первым, но не мог пока найти нехоженую тропу. Мне было одновременно и проще, и сложнее. Я была желанным ребенком, иногда мне кажется, что если бы девочка родилась раньше, то в нашей семье было меньше детей. Как единственная девочка я чаще получала новую одежду, меня баловали, любили, но никогда не принимали всерьез. А я всегда чувствовала себя темной, очень темной в светлой семье. Странные желания причинять боль, разрушать и унижать пугали меня. Я стыдилась этих желаний и прятала их так глубоко, как могла. Я рано научилась быть скрытной, а родные считали меня тихой и застенчивой. Только иногда, когда меня точно никто не мог видеть, я выпускала на волю маленький клочок своей тьмы. Садовые гномы бросались наутек при виде меня, а вампир на чердаке забивался в самую маленькую щель и потом неделями не стучал по трубам. Страх и стыд были основными чувствами первые 10 лет моей жизни. И моя внутренняя тьма определила мою странную судьбу, все звенья цепи, которые со временем сплелись воедино и сковали меня с некоторыми людьми.
Первое звено цепи сплелось, когда Рон поехал в Хогвартс. К нам на вокзале подошел с вопросом мальчик. Мы узнали Гарри Поттера, в тот миг я заглянула в глаза Рону, и уже знала, что он будет делать дальше. И позавидовала ему, потому что мне хотелось дружить со знаменитым Гарри Поттером. И я лучше, чем Рон распорядилась бы таким подарком судьбы. Они уехали, а мы остались вдвоем с мамой, папа все время пропадал на работе, а маме не приходилось больше заботиться об огромной семье и она занялась моей учебой. Думаю, что в тот учебный год Рон узнал в школе намного меньше, чем я дома. Мама рассказывала мне бесконечные истории о темных и светлых магах, о наших родственниках, о чарах и зельях. И о том, как сложно девочке из бедной семьи устроить свою судьбу. А я много читала и не только учебники, я читала волшебные сказки о светлом юном маге Гарри Поттере, который победил темного Сами-знаете-кого. И в моем воображении Гарри представал рыцарем в сверкающих доспехах, а я была зачарованной принцессой, заключенной в замке Тьмы, и он спасал меня от моей Тьмы. Я сочиняла бесконечные истории и каждая была о Гарри и обо мне, о свете и тьме. И он спасал меня, всегда спасал, и я становилась такой же светлой как он.
Рон писал часто и все его письма были заполнены только Гарри, меня съедала зависть, но, в день одиннадцатилетия получив письмо из Хогвартса, я поняла, что мы будем 6 лет в одной школе. И нет ничего невозможного для девочки из такой странно честолюбивой семьи. Что ж прекрасная принцесса, сама завоюет своего рыцаря в блестящих доспехах.
Начались летние каникулы. В доме воцарились привычные шум и гам. Близнецы что-то химичили в своей комнате, откуда периодически раздавались взрывы, Перси штудировал что-то серьезно-полезное. А Рон все время трещал о Гарри, он не затыкался ни на минуту, честно сказать, я поощряла его бесконечные россказни, это было несложно. И уже через неделю я знала почти все о приключениях Гарри, Рона и Гермионы на первом курсе обучения. Имя Гермионы сразу вызвало мои подозрения. Что за девчонка оттирается рядом с моим рыцарем? Рон мой брат и он поможет мне стать ближе к знаменитому мальчику, но посторонняя девчонка нам не нужна. И то, что Рон рассказывал о ней, оптимизма не внушало. Я решила присмотреться к ней повнимательней, а пока не брать дурного в голову. К середине лета я заметила, что братья что-то затеяли. Они обеспокоено перешептывались, яростно спорили и моментально замолкали при моем приближении. Все выяснилось однажды утром, когда я услышала мамины крики и выскочила на кухню в одной ночнушке. На нашей кухне завтракал Гарри Поттер, а я совершенно не была готова к этой встрече. Остаток лета превратился в сплошную муку. Вся моя решимость завоевать его симпатию куда-то улетучилась, вместе с заранее приготовленными разговорами и планами. Я краснела и терялась в его присутствии, все падало из моих рук, когда он входил. Семья подсмеивалась над моей застенчивостью, а Гарри смущался не меньше меня и старался меня не замечать. А я чувствовала себя никчемной и очень маленькой.
Следующим звеном стала встреча с Люциусом и Драко Малфоями в книжном магазине. Я не очень хорошо помню ту поездку на Диагон аллею, Гарри потерялся в каминной сети, что внесло сумятицу в наш поход. Папа с братьями искали Гарри, а мама потащила меня в магазин поношенной одежды, она сильно сжимала мою руку, видимо боялась, что я тоже потеряюсь. После долгих примерок мы наконец-то выбрали не сильно потрепанные школьные мантии, из магазина я вылетела красная от смущения. Как отвратительно быть бедной! Когда-нибудь у меня будет шикарная бархатная зеленая мантия, и черная с серебряным пряжками, и бордовая с золотыми нитями, и… О, Мерлин, когда-нибудь у меня будет все что я захочу!
Общий сбор был назначен в книжном магазине, и я порадовалась, что наша семейка рыжая, иначе было бы трудно найти друг друга в этой невообразимой толчее. Весь магазин заполнила толпа желающих получить автограф Гилдероя Локхарта, мама взволнованно прихорашивалась, а мне он не понравился. Ну, он старый, ему наверно лет 30, и волосы уложены слишком аккуратно, и улыбка слишком широкая, какая-то ненастоящая. А может, Локхарт мне не понравился, потому что маме придется покупать много его книг на всех детей, лучше бы эти деньги потратили на новую мантию для меня. Краска снова залила мои щеки при воспоминании об одежде с чужого плеча. И новых книг, кроме Локхартовых, мне тоже не видать, весь стандартный набор для первокурсника достанется мне от старших братьев, а недостающие книги купят тоже старые. Неделю назад я слышала, как мама орала на Рона, что он порвал «Руководство по преобразованию для начинающих», а книгу по зельеделию, вообще, потерял. Рон что-то бормотал про Пивза школьного полтергейста, но я точно знала, что "Магические вытяжки и настойки" Мышьякия Плута Рон торжественно спалил у нас в саду, потому что почти каждая страница была украшена надписями «Снейп – козел», «Гриффиндор рулит», «Помой голову сальноволосый мерзавец».
Я стояла в углу магазина подальше от толпы, от суетящегося фотографа, от счастливо лыбящегося Локхарта и чувствовала себя такой несчастной, такой чужой и одинокой. Как же мне хотелось выпустить из себя Тьму, чтоб веселый возбужденный гам сменился воплями ужаса, чтобы хаос моей души выплеснулся на этих людей. Вдруг ко мне подошел Гарри со стопкой книг в ярких глянцевых обложках. Он свалил их в мой котел.
- Получай, я куплю себе другие.
Я молча смотрела на него и не могла выдавить ни слова, чтоб выразить благодарность. Какой он добрый, а я не стою такого подарка, я злая, плохая. Минуту назад я желала боли этим людям, а теперь мне стыдно, я не стою заботы от этого мальчика, самого знаменитого мальчика магического мира.
- Держу пари, тебе это понравилось, не так ли, Поттер? – прозвучало у нас за спиной. Мы оглянулись. За нами стоял мальчик, он был бы красивым, если бы его лицо не портила кривая ухмылка. Манерно растягивая слова, он продолжил, - знаменитый Гарри Поттер, не может зайти в магазин без того, чтобы не попасть на первые страницы.
- Отстань от него, он не хотел этого, - вся моя злость выплеснулась в этом крике. Впервые я заговорила в присутствии Гарри, и не просто заговорила, а и выступила вперед, закрыв его спиной от наглого пацана.
Что толкнуло меня на этот шаг? Наверно, доброта Гарри и мой стыд минуту назад. Конечно, заступничество девчонки, да еще и младшей, должно обидеть любого мальчика, но смелый поступок вечно застенчивой малышки должен был произвести на него впечатление, не так ли? Это я сейчас точно вижу мотивы своих тогдашних поступков, но тогда я ничего не просчитывала, а только действовала, в любой момент чувствуя, что поступаю правильно, хоть и, не зная почему.
- Э, да ты завел себе подружку, Поттер! – протянул противный мальчишка.
Я покраснела. Да как он смел вытащить на всеобщее обозрение мою тайну! Мало мне подначек близнецов и Рона, так еще и этот бледный гаденыш будет совать нос не в свое дело. Я с ненавистью взглянула в это бледное холеное лицо, обратила внимание на холодные серые глаза в окружении по-девчоночьи длинных ресниц, аристократически тонкие пальцы небрежным жестом смахнули белокурую прядь с лица. Как красив! Но какой-то девичьей хрупкой красотой. Вот больная точка, надо бить на недостаток мужественности. Я уже была готова съязвить что-то вроде «Может, я заняла твое место, красавица?», но тут прибежали Рон, Гермиона, папа и началась общая свара, все говорили одновременно, и я промолчала.
- Так-так-так, Артур Уизли, - прозвучало негромко среди общей сумятицы.
- Люциус Малфой. – неприветливо отозвался папа.
Перед нами стояла взрослая копия противного мальчишки, но ничего женственного не было в тонких чертах лица, в высокой стройной фигуре. Его не портила даже кривая, как у сына, ухмылка и та же манера лениво растягивать слова. Люциус Малфой был похож на снежного барса приготовившегося к прыжку, красивого, грациозного и очень хищного. Люциус Малфой, мама что-то рассказывала о Малфоях, они наши дальние родственники, впрочем все чистокровные семьи между собой в родстве. Вот даже мама и папа по одной линии троюродные брат и сестра, а по другой четвероюродные. Но если это Люциус, значит мальчишка - его единственный сын Драко, который учится вместе с Роном и Гарри. Рон писал, что у них не проходило ни дня без стычки. Я с любопытством уставилась на младшего Малфоя. Интересно, а когда он вырастет, станет таким же мужественным, как отец? Тем временем ссора наших отцов разгоралась. Я услышала гневный возглас отца:
- У нас слишком разные понятия, что позорит звание волшебника, Малфой.
И ядовитый ответ:
- Очевидно, ну и компания у тебя, а я-то полагал, что твоя семейка уже не может опуститься ниже.
После этих слов папа бросился с кулаками на мистера Малфоя и грянул тот хаос, которого несколько минут назад так жаждала моя душа. С полок летели книги, ведьмы визжали, близнецы громко подбадривали отца, ослепительно мерцала вспышка фотоаппарата, мама умоляла отца прекратить драку, продавцы пытались собрать разлетающиеся в разные стороны книги. Как хорошо! Мне вдруг стало весело и отчаянно захотелось увеличить хаос и разрушения. Я отшатнулась от дерущихся мужчин, сделала вид, что споткнулась о книгу и с размаха налетела на ближайший стеллаж. Дерущихся и зрителей щедро осыпали тяжеленные тома. Блин, как красиво, будто осенние листья. Я успела отскочить в сторону, наступив на ногу Драко Малфою. Но тут вмешался какой-то здоровила и растащил наших папаш. А ведь самое веселье только началось. Правда, папу жалко, у него разбита губа, ничего, мама умеет лечить такое одним взмахом волшебной палочки, семеро детей вырастить, это вам не шуточки. Ого, мистеру Малфою тяжеленная энциклопедия поганок глаз подбила.
Вдруг моей руки коснулась мягкая прядь платиновых волос, а в самую душу заглянули насмешливые серые глаза, и в них я прочитала знание. Он знал, кто я и почему так поступаю. Он разглядел Тьму в моей душе. И не осуждал. И я приняла себя целиком и полностью вместе с моей Тьмой. С той поры я больше никогда себя не стыдилась. Поэтому, когда он бросил в мой котел книгу по преобразованиям (и когда только успел вытащить?), я не воспротивилась. Как можно противиться судьбе? Так они и переплелись: Гарри, Люциус, Драко и Том. Да-да. Тот-Кого-Весь-Волшебный-Мир-Боялся-Назвать-По-Имени был для меня просто Томом. Моим другом и собеседником, моим учителем и поверенным тайн на долгие месяцы.
Мама была очень недовольна поведением отца, выйдя из магазина, она мгновенно набросилась на него с упреками:
- Прекрасный пример ты подаешь детям. Дерешься на людях. Что о нас подумает Гилдерой Локхарт…
- Ему понравилось, - вмешался Фред. – Когда мы уходили, он как раз спрашивал у того типа из «Ежедневного пророка» можно ли вставить потасовку в репортаж, это будет великолепной дополнительной рекламой.
Мама только раздраженно фыркнула и потащила всех к камину «Дырявого котла».
Конец августа прошел невнятно, ничего особенного, после столь яркого выхода на Диагон Алею. Кстати, Локхарт оказался прав, «Ежедневный пророк» таки напечатал фотографию с дракой на первой странице. Я стащила газету и спрятала в своей комнате. Было забавно наблюдать как снова и снова мистер Малфой и папа хватают друг друга за мантии, близнецы подпрыгивают, азартно подбадривая отца, Гилдерой Локхарт старательно оттесняя зрителей, принимает картинные позы, и я, затаившись меж стеллажей, заворожено смотрю на потасовку, волосы растрепались, глаза восторженно блестят. И кто бы сказал, что это застенчивая скромница Джинни. Блин, как я ненавижу волшебные фотографии, они выдают наши потаенные желания, наши искренние чувства. Гарри говорил, что магловские снимки не движутся. Там можно замереть на секунду, в конце концов, не сложно держать маску на лице пару секунд. Хорошо, что я первая увидела почтовую сову с газетой, пришлось пожертвовать собственный кнат. Но оно того стоило. Надеюсь, что больше никто не увидит этот снимок.
Мне очень хотелось в Хогвартс, я с нетерпением ожидала начала занятий. Братья мне рассказывали, что с первого же дня начинаются серьезные занятия с множеством домашних заданий, поблажек никто из учителей не дает, а еще много времени уходит на изучение замка, его движущихся лестниц, множества переходов, башен и подземелий. Я решила почитать начало всех учебников для первого курса, кроме Локхартовских конечно, блин, семь учебников, написаны правда легко, как сказочки, но неизвестно с какого начинать. Я достала из котла учебник по преобразованиям. Книга была старой и изрядно потрепанной. Конечно, мы ведь купили ее в букинистическом отделе. Я вздохнула и пролистнула страницы в поисках интересных надписей. Вспомнилось знаменитое «Снейп – козел» в Роновском учебнике по зельеделию. Может и в этой книге раздраженный ученик нацарапал на полях «Макгонаголл – кошка драная». Но вместо надписей я увидела тонкую тетрадку, вложенную между страниц. Надпись на обложке гласила «Дневник». Ух, ты! Предыдущий владелец учебника забыл свой дневник. Интересно, что там может быть написано про жизнь в Хогвартсе. Меня не покидало ощущение, что братья врут о порядках и обычаях жизни в школе. Например, процедура сортировки, Рон утверждал, что это серьезное испытание перед лицом всей школы и очень больно. Я спрашивала у мамы, но она только отмахнулась «в школе узнаешь».
Я еще раз взглянула на дневник. Почему-то вспомнились слова папы о том, что лучше не трогать вещи, происхождение которых не знаешь. Конечно, на работе он постоянно сталкивается с зачарованными вещами: кусачие чашки, исчезающие ключи, плюющиеся кипятком чайники. Да и общение с близнецами не способствует выработке доверчивости. Но дневник. Какой вред может принести обычная тетрадка? Решившись, я пролистнула дневник, и ничего не случилось. Вообще ничего. Страницы были абсолютно чистыми. Единственной надписью был заголовок на обложке. Я внимательно присмотрелась к буквам. Красивый ровный почерк, все буковки одного размера, немного угловатые с готическими росчерками. Мне бы такой почерк. Я вздохнула. Пишу как гипогриф лапой. А Перси говорил, что Снейп возвращает непроверенными с неудовлетворительной оценкой эссе по зельям, написанные неразборчивым почерком. И можешь там хоть новое зелье открыть, хоть старое модифицировать, глаза трудить наш зельевар не станет. Может пока есть свободное время поупражняться в выработке аккуратного почерка. Все равно сижу в своей комнате, и выходить на глаза Гарри мне не хочется, на обед пойду, но не раньше.
Решившись, я взяла новое перо, красивое черное в мелкие белые пятнышки перо цесарки. Еле уговорила маму его купить. Я еду в школу в поношенных мантиях, со старыми учебниками, у меня нет своего животного, могу я получить хотя бы новое перо? Всего лишь перо. Как унизительна бедность. Я вздохнула, открыла дневник, макнула перо в зеленые чернила и аккуратно округлым почерком вывела в первой строчке: «Меня зовут Джинни Уизли, я единственная дочь и седьмой ребенок в семье Артура и Молли Уизли». Не успела я полюбоваться ровными буковками, как слова ярко вспыхнули и исчезли, словно бумага впитала в себя чернила. И через мгновение зеленые чернила проявились снова, но уже совсем другие слова и совсем другим почерком было написано: «Привет, Джинни. Меня зовут Том Риддл, Это мой дневник. Как он попал к тебе?» Я испугалась. Дневник таки был зачарован. Опять вспомнились предупреждения отца. Слова пропали и появились другие «Джинни, пожалуйста, ответь мне». И я ответила. Том оказался очень сочувствующим и добрым парнем. Сейчас я уже не могу в подробностях восстановить нашу переписку. Слова со страницы исчезали сразу же, как я успевала их прочесть, и у меня не было возможно перечитать их потом, чтоб поразмыслить на досуге. Да и столько лет прошло. Помню, что жаловалась ему на поддразнивания братьев, на нищету. В ответ Том рассказал, что вырос в сиротском приюте, не помнит своих родителей, не знал любви и ласки, другие дети дразнили его, иногда били. У него никогда не было ничего своего и нового, а еще его морили голодом за наименьшую провинность. Мне стало жаль этого парня, Мерлин всемогущий, у меня, по крайней мере, есть любящие родители, своя комната, и через несколько дней я поеду в Хогвартс, лучшую школу на свете. Оказалось, что Том тоже учился в Хогвартсе. Ему было 16 лет, когда он зачаровал свой дневник, он был старостой как Перси, но совсем не был помпезным занудой. Чуть позже я призналась Тому в любви к Гарри Поттеру, написала о том, что боюсь, что никогда ему не понравлюсь, потому что я бедная, рыжая и у меня веснушки по всему лицу. А Том меня утешал, что самые знаменитые ведьмы никогда не были красавицами. Он писал, что холодная совершенная красота не имеет души, и только наша внутренняя сущность имеет значение. За две недели Том стал мне ближе, чем братья и родители. Он никогда не дразнил меня, никаких нотаций и поучений. Только понимание, сочувствие и дельные советы. Я доверилась Тому, но никак не могла заглушить тонкий голосочек благоразумия, который напоминал мне, что нельзя общаться с зачарованной непонятно кем и непонятно зачем вещью. И когда наступил день отъезда в Хогвартс, я оставила дневник в своей комнате. Потом вернулась за ним. И опять оставила, и опять вернулась. Наконец, маме надоели мои бесцельные шатания по лестнице, и она велела мне идти в машину. Она была такой сердитой, что я не решилась ослушаться. Оставила дневник на книжной полке и пошла к машине, где на заднем сидении уже устроились мальчишки. Я села на переднее сидение вместе с мамой, папа был за рулем. Мы поехали, я вцепилась руками в сидение, чтоб не заорать, каждый ярд, разделяющий меня с дневником Тома, причинял почти физическую боль. Мы возвращались два раза за забытыми вещами, я держалась изо всех сил, но когда мы подъезжали к магистрали, я сдалась и мы вернулись за моим дневником. Вихрем ворвалась в свою комнату, схватила дневник и поняла, что больше никогда его не оставлю. Мама была готова придушить меня, мы опаздывали, и всю дорогу я слушала нотации о несобранности и безответственности. На вокзал мы прибежали в последний момент. Перси с близнецами пошли первыми. Папа закинул мой чемодан в отходящий поезд и помог мне вскочить на ступеньку. Последнее, что я увидела на перроне – растерянно озирающихся в поисках Рона и Гарри родителей. Мне было страшно, я осталась одна, близнецы убежали к друзьям, иногда я слышала взрывы фейерверков и хохота, пару раз заглянул встревоженый Перси, Гарри и Рона в поезде не было. Наконец, Перси решился и отправил со своей совой Гермесом записку декану Гриффиндора Минерве Макгонаголл. Я сидела в одиночестве, бездумно смотрела в окно, на пробегающий мимо пейзаж, и в душе были только страх, холод и пустота. Что случилось с мальчиками? Как они попадут в школу?
Продовження у коментарях
@темы: текст